– Я не отказываю, мадам. Ни в коем случае. Просто… Не хотелось бы нанести девушке какой-нибудь эмоциональной травмы, ведь они, эти самые… Они весьма ранимы.

– Хрен с ней, с ранимостью, Томас! Сделайте дело, как настоящий мужик, а комплексовать будем потом!

45

Темнело. Томас сидел на диване в полумраке, глядя в окно, где едва теплилось уличное освещение. Вообще-то оно светило в полной мере, такое скромное освещение и было предписано правилами – республика жила в режиме экономии.

Экономия касалась всего. К примеру, даже президент не ел мяса, хотя где-то на окраине выращивали докобов, животных с наибольшей скоростью роста мышечной массы, выраставших до товарного состояния за пару недель. Докобов забивали, мясо обрабатывали для «теплой заморозки» и контрабандой переправляли во внешний мир. Брейн узнал об этом у одного словоохотливого канзаса, который сам подсел к нему в общественной столовой во время ужина.

Поначалу Брейн не был склонен верить этому парню, который выглядел слишком непрезентабельно, однако от того несло каким-то пометом – явно не человеческим, да и говорил он довольно складно, так что можно и поверить в рассказанное.

Сейчас Томас снова пребывал в состоянии неопределенности, поскольку примерный срок исполнения данного Нарне обещания уже прошел, но он по-прежнему оставался один, продолжая скучать и не решаясь включить ТВ-бокс с закольцованными каналами, обновлявшимися не чаще двух раз в сутки.

Было уже совсем темно, и красноватая Бийо, здешняя двухнедельная луна, скрывалась где-то за низкими тучами. Он уже не мог разглядеть даже своей вытянутой руки, и пора было включать свет, однообразный канал ТВ-бокса и доставать из холодильного шкафа съестные припасы, которые всегда помогали, если не было алкоголя.

Неопределенность. Это худший кошмар разведчика, диверсанта или снайпера. Да и необязательно снайпера, а вообще.

– Как же вы все меня достали, уроды… – тихонько произнес Брейн. – И вы, местные уроды, и все те уроды, которые охотятся сейчас за мной снаружи.

Сказал – и стало легче. Томас даже улыбнулся в темноте и уже собирался встать с дивана, когда в дверь постучали. Нет, поскреблись.

Он поднялся, прошел к стене, чтобы включить свет, но в последний момент остановился и зажег небольшой ночник, выполненный в виде чаши с фруктами.

Потом открыл дверь и увидел на пороге Ирму, ссутулившуюся, какую-то потухшую. Она держала в руке литровую бутылку чего-то крепкого из хорошей коллекции позапрошлого года – Брейн успел разглядеть на этикетке дату.

– Вот! Это очень кстати! – воскликнул он, выхватил бутылку и вернулся в номер. Он не собирался играть роль психолога или психиатра – Нарне он обещал совсем другое.

Включив яркое освещение, Брейн достал из тумбочки стакан – один из тех, которыми они с президентом Джимом наливались. Включил ТВ-бокс, в котором как раз обновился циклический ролик, потом распахнул холодильный шкаф и с удовлетворением отметил, что у него скопилась достойная коллекция всяческих пюре плюс две бутылки воды.

Выложив что-то на столике перед диваном, он уже собрался начать свой личный праздник, когда заметил в комнате все ту же ссутуленную фигуру.

– Я думал, ты ушла… – сказал Брейн, прекращая свои праздничные приготовления.

– Я… я обещала сестре… – проскрипело сутулое создание.

– Я тоже обещал твоей сестре, но ты же понимаешь, что обещать одно, а в реальности все совсем не так. И приходится делать что-то против своей воли.

– Я так не смогу… – всхлипнула Ирма.

– Тогда давай сейчас вмажем, посмотрим какую-нибудь смешную киношку и разбежимся. Как тебе такой план?

– Нормально, – кивнула она.

– Ну тогда садись на место своего… этого самого… Ай, неважно…

Брейн достал стакан президента и, поставив его перед гостьей, плеснул половину розоватого «Грейдерли амудд», который прежде видел только в каталогах, а тут – вот он, пожалуйста.

– Долей, пожалуйста, – попросила она, и Брейн, слегка удивившись, таки долил ей до своего, почти стопроцентного уровня.

– Ну давай, подружка, за что выпьем? – спросил он, осторожно поднимая стакан, чтобы не расплескать содержимое.

– Выпьем за любовь… мужчин и женщин… – выдавила она и одним глотком расправилась со всей дозой.

«Ни хрена себе, – подумал Брейн, неспешно и вдумчиво пробуя коллекционный алкоголь. – Ох, намучаюсь я с ней», – вздохнул он, опустошив стакан, и стал распаковывать пюре.

Но тут заметил, что гостья наливает себе еще.

– Эй, подруга, и мне тоже! – напомнил он, сдвигая к бутыли свой стакан и невольно вспоминая Калипсо, которая была неудержима как в сексе, так и в пьянстве. – Стой-стой! Тост давай, здесь вхолостую пить не положено! – воскликнул Брейн, замечая, что ненормальная гостья готовится проглотить вторую порцию.

Ирма была вынуждена опустить стакан и, посмотрев на Брейна, спросила:

– А какой бы тост сказал ты, зрелый мужичок в самом соку?

– Ну… как уже немолодой и мудрый человек я бы пожелал всем присутствующим здоровья и благоразумия.

– Ха! Видела я твое благоразумие, когда ты охаживал эту сучку, как какой-нибудь автомат!.. – закричала Ирма, вскакивая.

– Уймись, животное, – презрительно отозвался Брейн. – Ты здесь никто. Не можешь говорить, просто выпей и закройся.

Выдав все это, Брейн в три глотка прикончил свой алкоголь, сожалея, что за пеленой эмоционального восприятия не смог оценить всего букета дорогого напитка.

46

Неожиданно Ирма зарыдала. Она рыдала, сотрясаясь всем телом, и в первый момент Брейн не знал, что делать.

Он знал, что делать, когда враг неожиданно зашел с тыла; знал, что делать, когда напарника снесло пулей крупного калибра; знал, что делать, когда ему связывали руки и настаивали на получении секретной информации, поднося к лицу газовую горелку.

Всему этому его учили в академии, и почти все эти знания ему впоследствии пригодились, а некоторые экзамены и в жизни он сдавал на отлично, однако в этот раз Брейн растерялся.

Она рыдала, обхватив спинку стула, и он видел слезы, катившиеся по ее рукам, словно крупный жемчуг.

Брейн перетащил ее к себе на колени и обнял.

Он не знал, что именно так мучило бедняжку, но примерно представлял себе ее проблемы. По крайней мере, ему хотелось думать, что он понимает, поскольку неопределенность была его самым главным врагом.

– Иди, ляг на кровать, а я еще посмотрю ТВ, – сказал он.

– Нет, я хочу быть с тобой, – возразила она и еще крепче обвила его шею, не переставая плакать.

А по ТВ-боксу, как назло, пошла самая интересная передача, которую Брейн не видел прежде.

– Ну, хорошо, солнышко, расскажи мне, как сложилась твоя жизнь, почему тебе перестали нравиться мужчины, – задал тему Брейн, полагая, что за то время, пока эта ненормальная будет разряжать свою печаль, он успеет посмотреть понравившуюся ему развлекательную программу.